Клио ворвался в ванную, едва ли не с пеной у рта. Небольшое помещение стало еще меньше, сузившись до невозможности. Грязно-голубые стены давили на психику. Все мое внимание сконцентрировалось на правой руке Кавьяра. Вернее, на том, что он в ней держал.
— Что ты задумал? — судорожно сглотнула, оторвавшись от созерцания пистолета. — Не думаю, что твои действия сблизят нас хотя бы немного.
Подошел, встав вплотную.
— Мне плевать. Я не этого хочу, — схватив меня за руки, вложил в них оружие и приставил к своему лбу, горящими глазами следя за моей реакцией. — Давай, облегчим твою жизнь, мелкая. Почему бы и нет? Ты ведь так к этому стремишься, верно?
Горячее бормотание Клио пугало похлеще крика. Я мысленно уговаривала себя не плакать. Слезами ничего не добьешься. Ничего и никогда. Но пелена застилала глаза, выдавая мои чувства. Отчаянно моргала, борясь с собой. И дрожащим пальцем поглаживала курок.
— Давай, — ухмылялся грек.
— Ты больной, — выдала я факт, глядя в его безумные черные глаза. — Ты псих…
— Так и есть, мелкая. Ничего не изменилось. Мне чертовски сильно хочется разорвать тебя на части голыми руками. Хочется заткнуть твой ротик, чтобы впредь ты думала о том, что говоришь. Провокации никогда не останутся без моего внимания. Ты лишь врага себе наживешь. Настоящего беспощадного врага. А теперь… — сильнее мои пальцы сжал. — Нажми на курок. Доставь себе удовольствие, моя маленькая убийца.
Меня нешуточно трясло. В разрез со всеми моральными принципами шло то, что я чувствовала на самом деле. Страсть. Страх. Сочувствие. И бесконечная, мать ее, боль в груди от того, что грек был прав во всем. Он читал меня, видел насквозь. Знал, чего я хочу. По глазам моим понимал всю растерянность и смятение. Ненавидела Кавьяра всем сердцем, одновременно испытывая к нему что-то тяжелое, что-то неподъемное.
Заставила себя вспомнить все обиды и страдания, которые пережила, благодаря этому уроду. Стиснула зубы и шепнула:
— Сдохни, извращенец конченный.
Щелчок. И ничего. Второй щелчок. НИ-ЧЕ-ГО.
В ужасе уставилась на грека, а он выпрямился, выхватив пистолет, и посмотрел взглядом, полным разочарования.
— Видишь, какая ты доверчивая. Всегда такой была, — как ни странно, произнес ласково и улыбнулся грустно так, что в сотый раз сердце ухнуло вниз. — Я столько раз обводил тебя вокруг пальца, а ты все равно веришь… — задумался. — Может, именно поэтому до сих пор не убил тебя?
Сморгнул и отошел назад.
Я едва дышала, чувствуя себя подопытным кроликом в лапах безумца. Кроме этого, презрение к себе затопило с ног до головы. Отвратительное чувство, надо сказать.
Какой черт меня дернул, не знаю, но я догнала грека и прижалась к его спине, скользнув руками по рельефной груди. Он охренел. Это я почувствовала совершенно отчетливо. Весь напрягся и встал, как вкопанный. Слушала мощные удары сердца Клио, и не понимала, что, нахрен, делаю! Так и стояли. Мне показалось, что это и стало тем самым переломным моментом. В один миг все мои гневные слова потеряли свой смысл. Я давала Кавьяру свою поддержку. Как и говорил Тео — его брат в этом нуждался.
Если бы Клио обернулся, попросил за все прощения, я, возможно, простила бы. Пусть не сразу, пусть не все. Но простила бы рано или поздно. Однако Кавьяр внезапно разозлился. Что случилось, не понимала. Он просто вырвался из моих рук и, развернувшись ко мне лицом, выкрикнул:
— Засунь свою жалость себе в жопу, Летти! Я в ней не нуждаюсь! И никогда не нуждался. Ты — лицемерка. Вначале орешь, как сильно ненавидишь, а затем бросаешься в мои объятия. Мечтаешь убить и тут же готова все простить, — приблизился. — Думаешь, я такой тупой? — Головой покачал. — Ты мне не нужна, Летти. Ты не нужна мне. Я здесь только потому, что должен спасти себя и брата…
— А как же Александр? — хотелось гневно произнести, но слабость, сковавшая мое тело, не позволяла разозлиться. Мне словно пощечину влепили, унизив при этом невероятно. — Разве не ради него ты так стараешься?
Кавьяр хрустнул костяшками пальцев, уперев в меня взгляд исподлобья.
— Причем здесь отец?
— При том, что я знаю о его болезни.
— Лучше замолчи.
— И не подумаю, — очухалась я. — Ты меня не запугаешь. Я все знаю. Злость — лишнее доказательство твоей слабости. Ты храбришься, чтобы к себе никого не подпускать.
Грек сжал мое горло. Не сильно, но ощутимо.
— Что, мелкая, вздумала мир к лучшему изменить? — с ухмылкой проговорил он. — Не выйдет. Либо ты принимаешь меня таким, какой я есть. Либо исчезни из моей жизни. Я меняться не собираюсь. Все люди — полное дерьмо… О, ты же не думала, что тот паренек из Лондона… Робби, да? Ты же не думала, что Робби по доброте душевной тебе помог. За ним следили и глаз с него не спускали. Парень той же ночью связался с Тео и наутро тебя любезно встретили в консульстве. Разочарована, да? Горькое такое разочарование, с привкусом предательства, — и уже выкрикнул в лицо: — А мне каково осознавать, что ты нажала на курок? Сука ты, Летти! И двуличная идиотка! Шепчешься с Тео за моей спиной, чтобы потом мне в душу лезть.
— Отпусти… — выдавила, снова сморгнув слезы.
И он отпустил. Отошел назад и, презрительно хмыкнув, вернулся в комнату.
Опустилась на пол и притихла. Раскачиваясь из стороны в сторону, тихонько напевала какую-то песенку, надеясь, что Клио додумается покинуть номер. Я очень сильно хотела побыть одна. Подумать. Но волна за волной наваливался стыд из-за того, что нажала на курок.